О форме собственности
Aug. 30th, 2013 04:21 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
steissdТеоретически, общественная собственность на средства производства более прогрессивна, чем частная, ибо должен отсутствовать такой момент, как эксплуатация человека человеком. Но де-факто такой вариант возможен лишь в рамках небольшой мастерской, которой владеют и в которой работают несколько семей без привлечения наёмного труда (и то, могут начаться иерархические игры приматов, и какая-то шибко доминантная семья при делёжке доходов может получить незаслуженные привилегии и хапнет больше, чем ей положено в соответствии с долей вложенного труда).
В современном сложном производстве такое предприятие в большинстве случаев нежизнеспособно, и если отсутствует частная собственность, то распорядительские права переходят к представителям государства, то есть, к чиновникам. Хотя они и не являются собственниками тех средств производства, которыми управляют, они прибегают к разным ухищрениям для того, чтобы как можно большая часть прибавочного продукта расходовалась на их содержание. Легальные пути — это раздувание управленческого штата и ускоренный рост заработков начальствующего состава, нелегальные — обычное казнокрадство. А поскольку количество чиновников не может превышать число производителей, общая их численность имеет пределы, и они по сути оформляются в сословие, попасть в которое по мере насыщения пространства начальниками, становится всё труднее и труднее.
Эти же прикормленные брахманы (раньше их кормили кшатрии, теперь — вайшьи, а ради того, чтобы сытно жрать и ни хрена не делать, только пи**еть с утра до ночи, они готовы продать душу чёрту) ответственны за то, что социалистическим принято называть общество, построенное по лекалам времён советской индустриализации (там это устройство было вынужденным, в связи с подготовкой к неизбежной войне, но оказалось слишком удобным для чиновничьего класса, который законсервировал его ещё на 40 лет после победы над Германией и Японией) — ибо нет ничего менее привлекательного, чем восточная деспотия, основанная на произволе кшатриев и лжи продажных брахманов.
В современном сложном производстве такое предприятие в большинстве случаев нежизнеспособно, и если отсутствует частная собственность, то распорядительские права переходят к представителям государства, то есть, к чиновникам. Хотя они и не являются собственниками тех средств производства, которыми управляют, они прибегают к разным ухищрениям для того, чтобы как можно большая часть прибавочного продукта расходовалась на их содержание. Легальные пути — это раздувание управленческого штата и ускоренный рост заработков начальствующего состава, нелегальные — обычное казнокрадство. А поскольку количество чиновников не может превышать число производителей, общая их численность имеет пределы, и они по сути оформляются в сословие, попасть в которое по мере насыщения пространства начальниками, становится всё труднее и труднее.
К социализму, как к обществу, более свободному, чем капиталистическое, это отношения не имеет. Феодалы в своё время слишком увлеклись чисто идеологическими аспектами борьбы с оппонентами, преследуя всевозможных масонов-просветителей (а в средние века — ересиархов типа Яна Гуса), с теориями которых массы не были и вовсе знакомы, тогда как для закрепления своего господствующего положения надо было всего лишь национализировать торговлю и промышленность, заменив свободных предпринимателей наёмными служащими из мещан, которые в случае успеха могли бы получить низшие степени дворянства. И тогда сложилась бы ситуация, при которой всё население кормилось бы из рук господствующего класса и было бы лишено материальных возможностей как-то этому сопротивляться (другое дело, что промышленная революция бы не состоялась, и Европа ничем бы не отличалась от Афганистана или Зимбабве по уровню культуры масс и их благосостоянию, но почему благородные (гон)доны должны этим печалиться, они бы получали долю национального дохода прямо из рук короля, а вилланам и не положено жировать?).
Поэтому одна и та же общественная форма собственности может служить как свободе (в теоретических построениях Маркса и Энгельса), так и несвободе — в практике различных государств, называвших свой строй социалистическим. Став универсальным работодателем, государство приобретает такую власть над подданными, о которой не мог и мечтать ни один Луй из восемнадцати имевшихся в природе. Поскольку альтернативных, помимо работы на государство, способов заработка не существует, то последнее приобретает возможность диктовать своим гражданам нормы поведения вплоть до сущих мелочей, а непослушных можно даже не сажать — просто лишить средств к существованию.
В СССР нечто подобное приключалось с впавшими в опалу деятелями культуры — государственные, а иных не было, издательства переставали издавать их произведения, или же казённые филармонии не организовывали их концертов, а выставочные залы и музеи не приобретали работ, в результате они довольно быстро нищали, нечто подобное произошло с Зощенко после того, как на него обрушился Жданов, а вот Булгакова Сталин почему-то помиловал и разрешил театрам работать с ним, что дало ему заработок. Аналогичное происходило с «разоблачёнными» на сессии ВАСХНИЛ 1948 года «вейсманистами-морганистами-менделистами», их увольняли из НИИ и не брали на работу даже учителями биологии в школу.
С работниками промышленности такого не практиковалось, но, скорее всего из-за того, что в условиях индустриализации их вечно не хватало, и им позволяли работать по специальности даже после ареста и осуждения — в последнем случае, в рамках ОТБ НКВД, которые в бытовой речи назывались шарашками (а физиков даже избавили от философских дискуссий на тему «Сочетаются ли квантовая механика и теория относительности с диалектическим материализмом?», поскольку подобное мероприятие сделало бы невозможной разработку едрён-батона, Курчатову удалось убедить Берию в том, что надо сделать выбор — дискуссия с заранее известным результатом в виде ликвидации тех отраслей физики, которые в Германии не нравились , а в СССР — сыну Тимирязева, или батон). Но если бы дефицита инженеров и квалифицированных рабочих не существовало, то и их бы можно было отсекать от средств к существованию через увольнение с волчьим билетом.
Иными словами, национализация всей экономики служит построению не социализма, а сословного общества, где в роли высшего сословия — кшатрии, необязательно военные, могут быть и гражданские, с прикормленными брахманами для обеспечения духовных скрепок и декорума (ну кто-то же должен говорить правильные слова, находить комильфотные толкования для любых чиновничьих безобразий и организовывать шельмование тех, кто несогласен с подобными практиками — несогласного из образованного класса можно объявить агентом внешнего врага и замаскированным евреем, а простого человека, желающего получать достойное вознаграждение за труд, включая возможность потратить заработанное на собственные нужды, что естественным образом снизит доход правящих кшатриев — рвачом и аморальным типом, натравливая на них тех представителей низов, кто надеется хоть тушкой, хоть чучелом, пролезть в низшую часть касты кшатриев и перестать работать руками). То есть, государственная собственность на всё и вся — это самый надёжный способ построить классическую восточную тиранию вроде древнего Е*ипта.
Но полная свобода экономической деятельности по типу laissez-faire — это путь к несвободе большинства. Потому что естественные законы конкуренции приведут — рано или поздно — к созданию сверхмонополий, которые навяжут бесправие работникам (за неимением альтернативного трудоустройства) и потребителям (обойдите весь рынок и поищите что-то лучше, безопаснее и дешевле). Впрочем, порабощение работников произойдёт ещё раньше: острейшая конкуренция свободных предпринимателей диктует снижение издержек, и ситуация в Британии XIX века прекрасно иллюстрирует то, как это делается — капиталист не станет экономить на предметах роскоши для себя, любимого, ибо большинство деловых инициатив возникает не для воплощения технологических задумок их основателей (хотя бывает и такое, но Эдисон, Гейтс, Сименс и Форд, хотя и предприниматели, но не самыми типичные и распространённые представители этого класса, купи-продайщики и спекулянты товарами и биржевыми активами, а также хозяйчики потогонных заводиков встречаются намного чаще), а для простого повышения уровня жизни «деловых людей». Так что, сбивать цену рабочей силы будут упорно и последовательно и доведут до предельного минимума. Не стоит уповать на то, что буржуев остановит такое соображение, как снижение общей покупательной способности населения, что в отдалённой перспективе снизит и их прибыли: в большинстве своём люди, даже очень состоятельные — не стратеги, а тактики, и мало кто из них по-хорошему захочет поступиться хоть копейкой из своих прибылей, даже ради сохранения их в будущем для потомков.
Не захотят по-хорошему — значит, придётся по-плохому. И вот тут-то и нужна руководящая и регулирующая роль государства: сохраняя собственность на средства производства в руках частных лиц выстроить рамки, в которых они могут распоряжаться этой собственностью. Самыми кшатрианскими, то есть принудительными, методами, хотя и на основен компромисса, позволяющего экономике функционировать.
Заставлять учитывать интересы общества в целом, а не только свои личные и пары-тройки верхних децилей по доходам. Вплоть до экологических интересов, но не в понимании ПЕТА и Гринп**да, а в рамках здравого смысла: очистные сооружения стоят дорого, но это не значит, что те, кто живут ниже Дуйсбурга по течению Райна, должны пить помои, то есть, владельца металлургических заводов надо заставить раскошелиться на очистку сточных вод, даже если его очень сильно душит по этому поводу жаба.
Кстати, совершенно необязательно делать частной собственностью богатства недр: они могут быть в собственности политической нации, но компании, которые их разрабатывают и платят собственнику-государству природную ренту — частно-капиталистические.
Иногда мне кажется, что всевозможные фемино-гее-араболюбивые тренды были навязаны политикам левого спектра именно корпорациями, вернее, прикормленными ими политтехнологами и философами. Чтобы отвлечь их от главного направления деятельности левого движения — борьбы за социальную гармонию между предпринимателями и всеми остальными. И нельзя отрицать, что сделано это ювелирно и филигранно, при упоминании левых возникает ассоциация с гей-парадами и защитой интересов палестинских террористов куда чаще, чем с борьбой за социальную гармонию общества в собственных странах.
Поэтому одна и та же общественная форма собственности может служить как свободе (в теоретических построениях Маркса и Энгельса), так и несвободе — в практике различных государств, называвших свой строй социалистическим. Став универсальным работодателем, государство приобретает такую власть над подданными, о которой не мог и мечтать ни один Луй из восемнадцати имевшихся в природе. Поскольку альтернативных, помимо работы на государство, способов заработка не существует, то последнее приобретает возможность диктовать своим гражданам нормы поведения вплоть до сущих мелочей, а непослушных можно даже не сажать — просто лишить средств к существованию.
В СССР нечто подобное приключалось с впавшими в опалу деятелями культуры — государственные, а иных не было, издательства переставали издавать их произведения, или же казённые филармонии не организовывали их концертов, а выставочные залы и музеи не приобретали работ, в результате они довольно быстро нищали, нечто подобное произошло с Зощенко после того, как на него обрушился Жданов, а вот Булгакова Сталин почему-то помиловал и разрешил театрам работать с ним, что дало ему заработок. Аналогичное происходило с «разоблачёнными» на сессии ВАСХНИЛ 1948 года «вейсманистами-морганистами-менделистами», их увольняли из НИИ и не брали на работу даже учителями биологии в школу.
С работниками промышленности такого не практиковалось, но, скорее всего из-за того, что в условиях индустриализации их вечно не хватало, и им позволяли работать по специальности даже после ареста и осуждения — в последнем случае, в рамках ОТБ НКВД, которые в бытовой речи назывались шарашками (а физиков даже избавили от философских дискуссий на тему «Сочетаются ли квантовая механика и теория относительности с диалектическим материализмом?», поскольку подобное мероприятие сделало бы невозможной разработку едрён-батона, Курчатову удалось убедить Берию в том, что надо сделать выбор — дискуссия с заранее известным результатом в виде ликвидации тех отраслей физики, которые в Германии не нравились , а в СССР — сыну Тимирязева, или батон). Но если бы дефицита инженеров и квалифицированных рабочих не существовало, то и их бы можно было отсекать от средств к существованию через увольнение с волчьим билетом.
Иными словами, национализация всей экономики служит построению не социализма, а сословного общества, где в роли высшего сословия — кшатрии, необязательно военные, могут быть и гражданские, с прикормленными брахманами для обеспечения духовных скрепок и декорума (ну кто-то же должен говорить правильные слова, находить комильфотные толкования для любых чиновничьих безобразий и организовывать шельмование тех, кто несогласен с подобными практиками — несогласного из образованного класса можно объявить агентом внешнего врага и замаскированным евреем, а простого человека, желающего получать достойное вознаграждение за труд, включая возможность потратить заработанное на собственные нужды, что естественным образом снизит доход правящих кшатриев — рвачом и аморальным типом, натравливая на них тех представителей низов, кто надеется хоть тушкой, хоть чучелом, пролезть в низшую часть касты кшатриев и перестать работать руками). То есть, государственная собственность на всё и вся — это самый надёжный способ построить классическую восточную тиранию вроде древнего Е*ипта.
Но полная свобода экономической деятельности по типу laissez-faire — это путь к несвободе большинства. Потому что естественные законы конкуренции приведут — рано или поздно — к созданию сверхмонополий, которые навяжут бесправие работникам (за неимением альтернативного трудоустройства) и потребителям (обойдите весь рынок и поищите что-то лучше, безопаснее и дешевле). Впрочем, порабощение работников произойдёт ещё раньше: острейшая конкуренция свободных предпринимателей диктует снижение издержек, и ситуация в Британии XIX века прекрасно иллюстрирует то, как это делается — капиталист не станет экономить на предметах роскоши для себя, любимого, ибо большинство деловых инициатив возникает не для воплощения технологических задумок их основателей (хотя бывает и такое, но Эдисон, Гейтс, Сименс и Форд, хотя и предприниматели, но не самыми типичные и распространённые представители этого класса, купи-продайщики и спекулянты товарами и биржевыми активами, а также хозяйчики потогонных заводиков встречаются намного чаще), а для простого повышения уровня жизни «деловых людей». Так что, сбивать цену рабочей силы будут упорно и последовательно и доведут до предельного минимума. Не стоит уповать на то, что буржуев остановит такое соображение, как снижение общей покупательной способности населения, что в отдалённой перспективе снизит и их прибыли: в большинстве своём люди, даже очень состоятельные — не стратеги, а тактики, и мало кто из них по-хорошему захочет поступиться хоть копейкой из своих прибылей, даже ради сохранения их в будущем для потомков.
Не захотят по-хорошему — значит, придётся по-плохому. И вот тут-то и нужна руководящая и регулирующая роль государства: сохраняя собственность на средства производства в руках частных лиц выстроить рамки, в которых они могут распоряжаться этой собственностью. Самыми кшатрианскими, то есть принудительными, методами, хотя и на основен компромисса, позволяющего экономике функционировать.
Заставлять учитывать интересы общества в целом, а не только свои личные и пары-тройки верхних децилей по доходам. Вплоть до экологических интересов, но не в понимании ПЕТА и Гринп**да, а в рамках здравого смысла: очистные сооружения стоят дорого, но это не значит, что те, кто живут ниже Дуйсбурга по течению Райна, должны пить помои, то есть, владельца металлургических заводов надо заставить раскошелиться на очистку сточных вод, даже если его очень сильно душит по этому поводу жаба.
Кстати, совершенно необязательно делать частной собственностью богатства недр: они могут быть в собственности политической нации, но компании, которые их разрабатывают и платят собственнику-государству природную ренту — частно-капиталистические.
Иногда мне кажется, что всевозможные фемино-гее-араболюбивые тренды были навязаны политикам левого спектра именно корпорациями, вернее, прикормленными ими политтехнологами и философами. Чтобы отвлечь их от главного направления деятельности левого движения — борьбы за социальную гармонию между предпринимателями и всеми остальными. И нельзя отрицать, что сделано это ювелирно и филигранно, при упоминании левых возникает ассоциация с гей-парадами и защитой интересов палестинских террористов куда чаще, чем с борьбой за социальную гармонию общества в собственных странах.
Эти же прикормленные брахманы (раньше их кормили кшатрии, теперь — вайшьи, а ради того, чтобы сытно жрать и ни хрена не делать, только пи**еть с утра до ночи, они готовы продать душу чёрту) ответственны за то, что социалистическим принято называть общество, построенное по лекалам времён советской индустриализации (там это устройство было вынужденным, в связи с подготовкой к неизбежной войне, но оказалось слишком удобным для чиновничьего класса, который законсервировал его ещё на 40 лет после победы над Германией и Японией) — ибо нет ничего менее привлекательного, чем восточная деспотия, основанная на произволе кшатриев и лжи продажных брахманов.
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2013-08-30 06:07 am (UTC)А в экономике - "модель светофора" и контроль государства за рынком (и естественные монополии в госсобственности).
no subject
Date: 2013-08-30 06:15 am (UTC)