Он пугает, а мне не страшно
Nov. 25th, 2016 04:05 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
steissdИ пусть по радио твердят, что умер Джо Дассен,
И пусть молчат, что умер наш Высоцкий —
Что нам Дассен, о чем он пел — не знаем мы совсем,
Высоцкий пел о жизни нашей скотской.
© Э.Лурье, стихотворение на смерть В.С.Высоцкого
И пусть молчат, что умер наш Высоцкий —
Что нам Дассен, о чем он пел — не знаем мы совсем,
Высоцкий пел о жизни нашей скотской.
© Э.Лурье, стихотворение на смерть В.С.Высоцкого
Такими словами граф Толстой (который Лев Николаевич, а не Алексей Константинович или Дмитрий Андреевич) охарактеризовал творчество писателя Леонида Андреева. И то же самое можно сказать о фильме «Груз-200», который мне довелось посмотреть ещё в те времена, когда я не отказался от кабелей и смотрел телевизор.
Нестрашность фильма связана не с его сюжетом, там как раз режиссёр со сценаристом усердно и добросовестно нагромоздили сотню-другую КамАЗов отборной до полной тошнотворности чернухи. Дело в другом — в малой вероятности столкнуться с чем-то подобным в жизни. Маньяки в СССР были, случались даже среди работников милиции (есть несколько документальных сюжетов такого рода в серии «Следствие вели»), но риск лично столкнуться с маньяком ненамного выше риска получить по яйцам метеоритом из чистого иридия — как в частушке «С неба звёздочка упала прямо к милому в штаны, хоть бы всё там оторвала, лишь бы не было войны» — или быть задавленным катком для укладки асфальта: каток может раздавить кого угодно, но он едет настолько медленно, что для подобного исхода потерпевший должен быть паралитиком в маскировочной одежде под цвет фона, мирно лежащим на пути следования катка, а водитель — либо слепым, либо в сиську пьяным (слегка поддатый успеет среагировать, остановить агрегат и пинками выпихать в сторону разлёгшегося на дороге человека, сопровождая этот процесс лексическими изысками в духе большого петровского загиба).
Соответственно, «Груз-200» воспринимается как вид неаппетитной фантастики, а в фантастических фильмах чудовища и пострашнее бывают, вроде тех, что были в «Чужом» или «Звёздном десанте». Для явного ужастика тоже слабовато: Фредди Крюгер и даже главный персонаж слабенького японского кинишка «Легенда о динозавре» пугают лучше, на чисто физиологическом уровне.
По-настоящему страшный фильм советской поры не содержит вообще ни одной явной страшилки. Он просто показывает провинциальную жизнь такой, как она есть, без замазывания острых углов, но и без гротеска и гиперболы, делающих происходящее на экране нереальным, а значит — нестрашным. Все в этом живут и как бы пообвыкли, как профессиональный ассенизатор переносит без рвотных позывов запах предмета своего попечения. Но если показать всё это со стороны, без стандартных приёмчиков советской школы поэтического кино, которое насобачилось поэтизировать самым романтическим образом даже скотомогильники или поля аэрации, то ужас охватит любого, если он не полный олигофрен или тяжёлый аутист, неспособный к минимуму эмпатии.
Это было с успехом сделано в фильме 1988 года «Маленькая Вера». Его величеству представителю новой исторической общности «советский народ» поставили перед мордой зеркало и дали в него взглянуть (кстати, учитель, трахающий учениц, был упомянут в качестве первого вериного мужчины задолго до скандала в 57 школе: это, а также половой разбой пионервожатых-студентов, было довольно-таки распространённым явлением повсюду, кроме мусульманских и кавказских республик, — там целки ценятся на вес золота и за их перфорацию вне брака родственники бывшей целконосительницы вполне зарэзать могут, причём извращённым способом — и окажись е*ливый мэтр изячной словесности не Борисом Марковичем Меерсоном, а, скажем, Лукой Евдокимовичем (отчество от балды, автор поэмы про грозного **аря нигде его не указал) Мудищевым, в блогосфере не поднялось бы и сотой доли того визга, который поднялся).
А от по-настоящему страшного советского фильма «Иди и смотри» «Маленькая Вера» отличается актуальностью: мерзости там творят не давно отошедшие в историю эсэсовцы и предатели-полицаи, а обычные люди, вроде какого-нибудь соседа по лестничной клетке, который по своей сути не является не только военным преступником, но и преступником вообще — не мы такие, мол, жизнь такая.
Соответственно, «Груз-200» воспринимается как вид неаппетитной фантастики, а в фантастических фильмах чудовища и пострашнее бывают, вроде тех, что были в «Чужом» или «Звёздном десанте». Для явного ужастика тоже слабовато: Фредди Крюгер и даже главный персонаж слабенького японского кинишка «Легенда о динозавре» пугают лучше, на чисто физиологическом уровне.
По-настоящему страшный фильм советской поры не содержит вообще ни одной явной страшилки. Он просто показывает провинциальную жизнь такой, как она есть, без замазывания острых углов, но и без гротеска и гиперболы, делающих происходящее на экране нереальным, а значит — нестрашным. Все в этом живут и как бы пообвыкли, как профессиональный ассенизатор переносит без рвотных позывов запах предмета своего попечения. Но если показать всё это со стороны, без стандартных приёмчиков советской школы поэтического кино, которое насобачилось поэтизировать самым романтическим образом даже скотомогильники или поля аэрации, то ужас охватит любого, если он не полный олигофрен или тяжёлый аутист, неспособный к минимуму эмпатии.
Это было с успехом сделано в фильме 1988 года «Маленькая Вера». Его величеству представителю новой исторической общности «советский народ» поставили перед мордой зеркало и дали в него взглянуть (кстати, учитель, трахающий учениц, был упомянут в качестве первого вериного мужчины задолго до скандала в 57 школе: это, а также половой разбой пионервожатых-студентов, было довольно-таки распространённым явлением повсюду, кроме мусульманских и кавказских республик, — там целки ценятся на вес золота и за их перфорацию вне брака родственники бывшей целконосительницы вполне зарэзать могут, причём извращённым способом — и окажись е*ливый мэтр изячной словесности не Борисом Марковичем Меерсоном, а, скажем, Лукой Евдокимовичем (отчество от балды, автор поэмы про грозного **аря нигде его не указал) Мудищевым, в блогосфере не поднялось бы и сотой доли того визга, который поднялся).
А от по-настоящему страшного советского фильма «Иди и смотри» «Маленькая Вера» отличается актуальностью: мерзости там творят не давно отошедшие в историю эсэсовцы и предатели-полицаи, а обычные люди, вроде какого-нибудь соседа по лестничной клетке, который по своей сути не является не только военным преступником, но и преступником вообще — не мы такие, мол, жизнь такая.
Продемонстрировали рядового гражданина as is, без навязанной средой и тщательно отрепетированной «духовности». И гражданам, в это зеркало заглянувшим, так поплохело от обиды на то, что их раскусили и вывели на чистую воду, что по прошествии почти 30 лет любители высокодуховного совка не перестают проклинать этот фильм. И значит это — действительно настоящее искусство, не оставляющее никого равнодушным. В отличие от сотен и тысяч благополучно позабытых киноподелок, как кондово-советской поры на тему борьбы заводского треугольника за высокие яровые удои планшайбы градирни плотины ГЭС на тепловых нейтронах, так и перестроечных на актуальную для той поры тематику, вроде «Операции „Кооперация“».
