![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
steissdНе угадали — это китайцы. Правда, принуждая мусульман молиться в помещениях с портретами Мао, они перегибают палку — поскольку в исламе запрещены изображения людей, даже таких уважаемых мусульманами, как Магомет, не говоря уже о неисламском государственном деятеле. Это как внести в синагогу портрет Гитлера или в церковь — статую Юлиана Отступника с нимбом вокруг головы.
Забавно, что мусульманин хвалит Троцкого и Блюмкина и ругает Сталина и его грузино-армянское окружение.
Забавно, что мусульманин хвалит Троцкого и Блюмкина и ругает Сталина и его грузино-армянское окружение.
Председатель Исламского комитета России, сопредседатель и член президиума Общероссийского общественного движения «Российское исламское наследие» Гейдар Джемаль в интервью сайту «Южный Китай», рассказал о религии в КНР и о том, как мусульмане в мире воспринимают эту страну.
По словам Джемаля, китайцы — «фундаментально безрелигиозная нация». Религиозность, считает он, не может определяться приверженностью жителей Китая к конфуцианству, даосизму или буддизму, поскольку конфуцианство представляет собой социально-этическое мировоззрение, а даосская метафизика и буддизм никогда не являлись существенным фактором, влияющим на массовое сознание китайцев.
Материалистическая «матрица» в Китае начала формироваться задолго до победы Мао Цзэдуна, и попытки построить идеологическую вертикаль, связывающую «небо и землю» на заимствованных доктринах, никогда не приводили к успеху. При этом особенно катастрофической оказалась попытка христианизации Китая в конце ХIХ века.
Китайцы, считает Джемаль, не понимают внутренней сущности религии вообще, а ислама — в особенности.
Объясняется это тем, что ислам не может быть государственным по определению (Хомейни недоуменно вертится в гробу — прим.![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
steissd). Сама концепция ислама предполагает его оппозицию тирании как таковой и духовную независимость мусульманской общины. Коран определяет, кому могут подчиняться мусульмане: Аллаху, пророку и избранным из числа братьев внутри общины. Китайское же государственное мышление озлобляет мусульман. И это касается не только граждан Китая уйгуров, являющихся последователями ислама, но и 1.5 млрд мусульман мира. Поэтому когда среди мусульман КНР практикуют так называемый «государственный ислам», который выражается в том, что мусульмане должны молиться в помещениях, украшенных красными знаменами и портретами вождей, — это является особенно оскорбительным вызовом для ислама. В глазах мусульман такая практика является открытым идолопоклонством и служением «Тагуту» — аналогу «Левиафана» в исламской традиции. Джемаль именует такую практику «государственным сатанизмом».
По его словам, мировая исламская умма воспринимает Китай как особо опасного врага, диалог с которым непродуктивен. И такой взгляд объясняется цивилизационным, врожденным материализмом китайцев, их сконцентрированностью на телесном комфорте как высшей ценности, культе предков, который для мусульман особенно негативен.
Отличие в отношении к Китаю среди мусульман, считает Джемаль, определяется лишь степенью информированности: чем больше мусульманин знает о китайском политическом факторе, тем более угрожающим для себя он его считает.
Говоря о том, насколько схожи проблемы взаимоотношений государства и исламской общины в России и КНР, Джемаль заявил, что «российское руководство враждебно относится к исламу, унаследовав этот взгляд со сталинских времен».
«Дело в том, что проект взаимодействия молодой Советской России с исламским революционным движением был связан с троцкистским периодом большевистской истории. Троцкий стоял за созданием Университета Востока, близкий к нему Блюмкин активно налаживал политические связи в исламском мире. Сталин и процветавшее при нем армянское лобби Микояна, Деканозова, Кобулова испытывали глубокое недоверие и неприязнь к исламу, что выражалось в активном прессинге на мусульман СССР со стороны партии и государства. Закрепила эту позицию афганская авантюра, в ходе которой СССР окончательно превратился в глазах уммы в классическое империалистическое государство, прикрывшееся левой социальной демагогией», — считает собеседник «Южного Китая».
Современная же Россия, по его мнению, «не только унаследовала, но и развила этот негатив, поскольку к власти пришли агрессивные либералы-западники, отрицательно относящиеся к религии вообще, но особо опасающиеся ислама».
Тем не менее, считает Джемаль, «парадигма российской исламофобии отлична от китайской, ибо китайское восприятие мусульман строится на органическом непонимании сути ислама». «Российская администрации ведет с исламом войну, а китайская — совершает ошибки», — заключает он.
Касаясь вопроса уйгурского сепаратизма и тяги уйгурской элиты к обособлению, Джемаль отметил, что наращивание тяжести наказаний никогда не давало положительного эффекта в деле запугивания и усмирения национальных сопротивления, а в случае мусульман — особенно.
В случае уйгур особенно работает тюркский фактор. На протяжении тысячелетий тюрки и китайцы были непримиримыми антагонистами. Исламизация тюрок только закрепило это, и дала тюркам поддержку мировой уммы.
По мнению Джемаля, для центрального правительства Синьцзян, населенный тюркскими мусульманами, — это стратегическая территория, рассматриваемая как плацдарм для контроля над Центральной Азией — в первую очередь экономического, но в перспективе — и военно-политического. Кроме того, отметил он, «в Синьцзяне сосредоточена основа ядерной мощи Китая». «Однако ни о какой интеграции не приходится говорить, потому что некитайцу стать китайцем просто невозможно (а если постараться? — прим.steissd). А смириться с „китаизацией“ — немыслимо. Однако туманные политические перспективы современного китайского империализма делают борьбу уйгур небезнадежной», — заключил Гейдар Джемаль.
По словам Джемаля, китайцы — «фундаментально безрелигиозная нация». Религиозность, считает он, не может определяться приверженностью жителей Китая к конфуцианству, даосизму или буддизму, поскольку конфуцианство представляет собой социально-этическое мировоззрение, а даосская метафизика и буддизм никогда не являлись существенным фактором, влияющим на массовое сознание китайцев.
Материалистическая «матрица» в Китае начала формироваться задолго до победы Мао Цзэдуна, и попытки построить идеологическую вертикаль, связывающую «небо и землю» на заимствованных доктринах, никогда не приводили к успеху. При этом особенно катастрофической оказалась попытка христианизации Китая в конце ХIХ века.
Китайцы, считает Джемаль, не понимают внутренней сущности религии вообще, а ислама — в особенности.
Объясняется это тем, что ислам не может быть государственным по определению (Хомейни недоуменно вертится в гробу — прим.
steissd). Сама концепция ислама предполагает его оппозицию тирании как таковой и духовную независимость мусульманской общины. Коран определяет, кому могут подчиняться мусульмане: Аллаху, пророку и избранным из числа братьев внутри общины. Китайское же государственное мышление озлобляет мусульман. И это касается не только граждан Китая уйгуров, являющихся последователями ислама, но и 1.5 млрд мусульман мира. Поэтому когда среди мусульман КНР практикуют так называемый «государственный ислам», который выражается в том, что мусульмане должны молиться в помещениях, украшенных красными знаменами и портретами вождей, — это является особенно оскорбительным вызовом для ислама. В глазах мусульман такая практика является открытым идолопоклонством и служением «Тагуту» — аналогу «Левиафана» в исламской традиции. Джемаль именует такую практику «государственным сатанизмом».По его словам, мировая исламская умма воспринимает Китай как особо опасного врага, диалог с которым непродуктивен. И такой взгляд объясняется цивилизационным, врожденным материализмом китайцев, их сконцентрированностью на телесном комфорте как высшей ценности, культе предков, который для мусульман особенно негативен.
Отличие в отношении к Китаю среди мусульман, считает Джемаль, определяется лишь степенью информированности: чем больше мусульманин знает о китайском политическом факторе, тем более угрожающим для себя он его считает.
Говоря о том, насколько схожи проблемы взаимоотношений государства и исламской общины в России и КНР, Джемаль заявил, что «российское руководство враждебно относится к исламу, унаследовав этот взгляд со сталинских времен».
«Дело в том, что проект взаимодействия молодой Советской России с исламским революционным движением был связан с троцкистским периодом большевистской истории. Троцкий стоял за созданием Университета Востока, близкий к нему Блюмкин активно налаживал политические связи в исламском мире. Сталин и процветавшее при нем армянское лобби Микояна, Деканозова, Кобулова испытывали глубокое недоверие и неприязнь к исламу, что выражалось в активном прессинге на мусульман СССР со стороны партии и государства. Закрепила эту позицию афганская авантюра, в ходе которой СССР окончательно превратился в глазах уммы в классическое империалистическое государство, прикрывшееся левой социальной демагогией», — считает собеседник «Южного Китая».
Современная же Россия, по его мнению, «не только унаследовала, но и развила этот негатив, поскольку к власти пришли агрессивные либералы-западники, отрицательно относящиеся к религии вообще, но особо опасающиеся ислама».
Тем не менее, считает Джемаль, «парадигма российской исламофобии отлична от китайской, ибо китайское восприятие мусульман строится на органическом непонимании сути ислама». «Российская администрации ведет с исламом войну, а китайская — совершает ошибки», — заключает он.
Касаясь вопроса уйгурского сепаратизма и тяги уйгурской элиты к обособлению, Джемаль отметил, что наращивание тяжести наказаний никогда не давало положительного эффекта в деле запугивания и усмирения национальных сопротивления, а в случае мусульман — особенно.
В случае уйгур особенно работает тюркский фактор. На протяжении тысячелетий тюрки и китайцы были непримиримыми антагонистами. Исламизация тюрок только закрепило это, и дала тюркам поддержку мировой уммы.
По мнению Джемаля, для центрального правительства Синьцзян, населенный тюркскими мусульманами, — это стратегическая территория, рассматриваемая как плацдарм для контроля над Центральной Азией — в первую очередь экономического, но в перспективе — и военно-политического. Кроме того, отметил он, «в Синьцзяне сосредоточена основа ядерной мощи Китая». «Однако ни о какой интеграции не приходится говорить, потому что некитайцу стать китайцем просто невозможно (а если постараться? — прим.
steissd). А смириться с „китаизацией“ — немыслимо. Однако туманные политические перспективы современного китайского империализма делают борьбу уйгур небезнадежной», — заключил Гейдар Джемаль.
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2015-07-19 07:51 am (UTC)А по поводу антиисламской политики Сталина - никаких вопросов, мне кажется, нет...
А вот, что касается "безрелигиозности" китайцев у меня есть якая иллюстрация из личной жизни:
Я когда был в Китае, у меня воспалился аппендицит. В больнице мне поставили диагноз, и предложили немедленно пройти в операционную (не могу их не похвалить, деятельные они). А я говорю, мол, дайте мне пару часов, мне нужно съездить домой, помыться и совершить молитву. А врач, в ответ на это, принялся меня уверять, что они тут все профессионалы, и что операция гарантированно пройдет успешно. Я никак не мог понять, что ему не так, и чего ему надо.
Оказалось, что китайский язычник решил, что я буду совершать молитву, как-бы, для того, чтобы "операция прошла успешно". То есть, я, как-бы, поставил его профессионализм под сомнение таким образом. По его мнению, это - единственная возможная причина, чтобы делать нечто подобное...
no subject
Date: 2015-07-19 04:56 pm (UTC)no subject
Date: 2015-07-22 02:16 am (UTC)