В физическом смысле, синонимичном слову «е**я», он, разумеется, был, ибо ребёнки рождались достаточно регулярно. И в браке, и вне его, и даже однополый. Но вот культурным феноменом он не стал, к нему относились примерно как к походу в сортир, только ещё хуже. Он был фигурой умолчания (как и сортирным вопросом — с**т все без исключения, но подробно это обсуждают разве что на приёме у врача, описывая свои запоры и поносы) и в высокой культуре, и в бытовой, если исключить матерные анекдоты и хвастовство мужиков друг перед другом победами на е**чем фронте в чисто мужской компании после второго-третьего стакана.
А всё дело в том, что греко-римская античная культура пришла на территорию СССР поздно и не непосредственно, как у потомков варваров, гуннов и вандалов, а через ханжескую Византию. Поэтому скабрезный стишок без единого матерного слова, вроде «раз пошла я на лужок flores adunare, захотел меня дружок ibi deflorare» мог появиться в окрестностях Аахена, и полностью исключался — по крайней мере, в ту же эпоху зрелого Средневековья — в окрестностях Рязани. Поэтому, несмотря на то, что в Союзе ещё с домонгольских времён е**лись ничуть не меньше, чем в ГДР, ФРГ Италии или Чехословакии (причём, судя по вопросам, которые поп задавал бабам на исповеди, чтобы наложить при надобности епитимью, знали и об оральном, и об анальном способе, и даже о петтинге), элементом высокой или народной культуры секс так и не стал...
( Текст )