Под конец боя бараки посетил наместник и раздавал раненым солдатам Георгиев. По уходе наместника все хохотали, а его адъютанты сконфуженно разводили руками и признавались, что, собственно говоря, всех этих Георгиев следовало бы отобрать обратно. Идет наместник, за ним свита. На койке лежит бледный солдат, над его животом огромный обруч, на животе лед. -- Ты как ранен? -- Значит, иду я, ваше высокопревосходительство, вдруг ка-ак она меня саданет, прямо в живот! Не помню, как, не помню, что... Наместник вешает ему Георгия. Но кто же была эта она? Шимоза? О, нет: обозная фура. Она опрокинулась на косогоре и придавила солдата-конюха. Порохового дыма он и не нюхал. Получили Георгия солдаты, раненные в спину и в зад во время бегства. Получили больше те, которые лежали на виду, у прохода. Лежавшие дальше к стенам остались ненагражденными. Впрочем, один из них нашелся; он уже поправлялся, и ему сказали, что на днях его выпишут в часть. Солдат пробрался меж раненых к проходу, вытянулся перед наместником и заявил: -- Ваше высокопревосходительство! Прикажите выписать меня в строй. Желаю еще послужить царю и отечеству. Наместник благосклонно оглядел его. -- Это пусть доктора решают, когда тебя выписать. А пока -- вот тебе. И повесил ему на халат, георгин. Теперь пришлось поверить и слышанным мною раньше рассказам о том, как раздавал наместник Георгиев; получил Георгия солдат, который в пьяном виде упал под поезд и потерял обе ноги; получил солдат, которому его товарищ разбил в драке голову бутылкою. И многие в таком роде.
Становится понятным, откуда у трусливого есенинского Лабути были медали с японской войны: видно, попал на глаза какому барину...
У Прона был брат Лабутя, Мужик - что твой пятый туз: При всякой опасной минуте Хвальбишка и дьявольский трус. Таких вы, конечно, видали. Их рок болтовней наградил. Носил он две белых медали С японской войны на груди. И голосом хриплым и пьяным Тянул, заходя в кабак: "Прославленному под Ляояном Ссудите на четвертак..." Потом, насосавшись до дури, Взволнованно и горячо О сдавшемся Порт-Артуре Соседу слезил на плечо. "Голубчик! - Кричал он. - Петя! Мне больно... Не думай, что пьян. Отвагу мою на свете Лишь знает один Ляоян".