И вот почему: формулировка изнасилования была круто изменена. Пока что на уровне публицистики, но зная настырность радифекальных феминисток, недалеко то время, когда это отразится и в текстах законов или прецедентах, там, где рулит прецедентное право.
До сих пор изнасилованием считалось принуждение к сексу через физическое воздействие, угрозы, шантаж или использование зависимого или беспомощного (это не только физическая инвалидность и потеря сознания, но и психозы или выраженное слабоумие) состояния потерпевшей.
Плюс, через натяжение совы на глобус, приравняли к этому е**ю с не достигшими возраста согласия. Этот возраст варьирует в разных странах в диапазоне 12-20 лет, а в Саудовской Аравии теоретически можно жениться и на новорожденной, но может получиться, что в педофилы попадает и тот, кто жарит трёхлетних соплюшек с крошечными ушками, и тот, кто поимел по согласию (и даже по её горячему желанию) кобылицу 15 лет, 11 месяцев и 29 дней от роду с 7-м размером лифчика, которая правдоподобно соврала, что ей уже есть 16 и даже с половиной. Допустим, всё это оправдано, ибо дурой, не понимающей, что творит, может оказаться и тридцатилетняя формально психически здоровая особь, особливо если бухает.
Но вот вам новая версия того, что такое изнасилование.
Ладно, что понятие психологического давления весьма расплывчатое, что создаёт просто невыносимое приволье для игзпёрдов, подобных Лейле Соколовой, которая видит х*и в кошачьих хвостах. Обращаем внимание на слово «уговоры»: под это можно подвести любое ухаживание, при котором девица не смогла или не захотела прокрутить динамо.
Но это она не захотела вначале, до наступления оргазма. А когда желаемое получено, стало невыносимо тошно оттого, что продешевила, ограничившись угощением стейками под аргентинское вино в средней руки ресторанчике вместо кругосветного круиза в каюте первого класса, бриллиантовой диадемы, «Роллс-Ройса» и, конечно же, фапотьки. Либо ё**рь оказался так себе, слишком быстро кончил, и оргазма не было вообще. И тогда пишется заявление об изнасиловании, где не надо предъявлять ни лёгкие телесные повреждения от физического принуждения, ни звукозапись угроз или шантажа: достаточно будет привести такой аргумент, как уговоры со стороны е**щего.
Конечно, правая или даже левая рука не может полноценно заменить живую тётку. Но зато она и в ментовку заявления на своего владельца не напишет, и вымогать бабло и дорогостоящие ништяки тоже не станет. Видимо, всё этим и закончится.
Наезжают уже и на Пушкина. Нет, никто не отрицает, что он был первостатейным кобелино. Но насильник? Не слышал ни одной истории, в которой он бы уложил тётку в койку побоями, угрозами или используя её зависимое положение (да и не был он сроду ничьим начальником). Он их убалтывал, благо язык подвешен ого-го как, и после этого ё* по обоюдному согласию и к обоюдному удовольствию. Только вот Идалию Полетику по какой-то причине еть не стал, она обиделась и стала ему мелко пакостить. Но и тут нет ничего общего с изнасилованием.
Проститутки сбивают цены на рынке секс-услуг и устраняют оттуда туман загадочности — именно поэтому «порядочные женщины» стремятся искоренить проституцию: ведь визит в бордель стоит меньше, чем норковая шубка, мафынка или отдых на Мальдивах в пятизвёздочном отеле. И запускают всякую пургу насчёт объектизации и эксплуатации.
А вот якобы защищаемые ими от эксплуатации проститутки не считают себя угнетёнными и борются за то, чтобы их публичный дом не закрывали: они тоже хотят носить норковые шубы, но намерены честно зарабатывать на них предоставлением платных услуг, а не подлыми манипуляциями.
Но хвеминисткам (а их в израильской прокуратуре, где работают в основном бабы, причём образованные и набитые феминизмом так, что он из срак вытекать начинает, хоть КамАЗом вывози) хоть кол на голове теши — они норовят дать кривое истолкование словам проституток, чтобы дезавуировать сказанное, противоречащее мантрам, которые они любят талдычить.
Хотя, конечно, закон есть закон, государство носит правовой характер, содержание притонов и сводничество (в отличие от проституции как таковой) в Израиле запрещены, так что шансов выиграть дело у проституток, в общем-то, нет — просто в силу писаного закона. Хотя, конечно, в борделе им работать и безопаснее, и комфортнее, чем на улице, где разрешено законом.
Мифы, стоящие за призывами о запрете проституции, используются для простого преследования клиентов. Государство, даже демократическое, в лице своих чиновников и дупутатов почему-то очень неуютно себя чувствует, когда не имеет возможности влезть гражданам в койку. Недемократическое делает это по простому произволу, демократическое ищет благовидный предлог и находит. Так в Швеции ввели закон о наказании клиентов: мол, они своим спросом вынуждают женщин идти на панель и способствуют чуть ли не торговле людьми.
Когда говорят о том, что большая часть проституток идёт на панель или в бордель совершенно добровольно, то тут появляются возражения, что-де тут имеет место экономическое принуждение. Но, заметим, что экономическое принуждение действует в отношении множества видов работ. Безработица в Швеции (где до сих пор сохранилась весьма неплохая социальная политика, позволяющая пристойную жизнь и в отсутствии занятости) всего 8 процентов, не могу поверить, что кроме как в бл**и женщинам некуда податься. Если говорить о влиянии экономического фактора, то наибольший уровень проституции должен наблюдаться в Туркмении, где безработица составляет 70 процентов.
Я согласен с тем, что проституция — это неприятное занятие. Потому что оказание услуг на платной основе подразумевает оказание их любому платёжеспособному клиенту, включая непривлекательных («братец Луи-Луи-Луи, тщетны твои поцелуи, для меня ты взрослый, лысый, старый, толстый»), неопрятных и дурно пахнущих (иногда не по своей вине, а из-за генетически обусловленных нарушений обмена веществ), с которыми бесплатно никакая женщина не пошла бы. Но очень многие виды работ ничуть не более приятны. Например, у продавщицы, которая должна большую часть рабочего дня стоять на ногах. Мало приятного и в работе на производстве или на стройке: шум, вибрация, стояние на ногах, грязь, запахи, высокая или низкая температура воздуха, вредные вещества, навязанный график сна и бодрствования при посменной работе и т.п. Далеко не всем соискателям работы, какого пола они бы ни были, удаётся пристроиться в красивый кондиционированный офис.
Вынужденности проституции опровергается тем фактом, что она существовала даже в СССР в 60-80-е годы (как до, так и во время перестройки). Безработица тогда была отрицательной, то есть, постоянно и практически повсюду требовались работники разного пола. Более того, можно было без особого труда пробиться и на чистую конторскую работу: скажем, через финансовый техникум, пед- или культпросветучилище, не говоря уже о том, что для поступления в педагогический институт в провинции достаточно было не быть клинической олигофренкой — брали всех подряд, боюсь, что и лёгкая дебильность проканала бы. Но чтобы получать много, надо было или быть профессором, или стоять у станка.
Профессором быть получится не у каждой, а стоять у станка в лом: так накувыркаешься за день, что и деньгам не обрадуешься, и на походы в клёвые кабаки сил не останется. Вот и шли в проститутки, чтобы с минимальными затратами труда получить максимум бабок, ещё и не делясь с так называемыми общественными фондами потребления (с одной стороны, эти фонды обеспечивали бесплатность образования, медицины и проч., с другой — туда уходила большая часть зарплаты ещё до вычета налогов). Какой вывод? Работа проститутки более лёгкая, нежели работа на производстве и порой приносящая больший доход. И женщина с определённым складом характера идёт туда совершенно сознательно, имея массу альтернатив.
Да расчёт очень простой: где-то в конце 70-х минет стоил трояк за сеанс. Пять минетов в день — это не более 2 часов занятости, при этом 390 рублей в месяц чистыми. Получала ли такие деньги за гораздо больше рабочих часов учительница младших классов, медсестра, библиотекарша, маляр-штукатур или ткачиха? Маляр-штукатур или крановщица, в принципе, могли, но «грязными» (то есть, 13 процентов долой, и ещё 1 процент профсоюзных взносов), за весьма тяжёлый труд в любую погоду и со сверхурочными, то есть, не 2 ч в день, а намного больше. Ткачиха существенно реже, расценки в текстильной отрасли были низкими. Учительница, медсестра и библиотекарша таких денег и по телевизору отродясь не видали.
А в чём же дело, почему феминистки так ополчились на проституцию, но не осуждают сам факт работы женщин, скажем, сборщицами электроники, которым приходится носить подгузники, ибо начальство не отпускает ни «пи-пи», ни «а-а» (впрочем, если бы мужики работали на этой сборке, не отпускали бы и их)?
А всё дело в том, что вопреки красивым декларациям, объектом борьбы феминисток служит не неравенство, а мужчины как таковые. Отказ в сексе — важное средство их «дрессировки». И проститутки выступают в роли штрейкбрехеров, предоставляя услуги за деньги и делая все манипулятивные усилия феминисток (плюс хищниц, паразитирующих на том, что к старости человек становится менее привлекательным, и ему просто так не дают) тщетными. Если кто-то провозглашает лозунги избыточной возвышенности, всегда стоит поискать тот сочный бифштекс, который он хочет отжать у ближнего под их прикрытием.
...на то, как они пыжатся найти «сексистскую крамолу» в довольно безобидном рекламном стёбе, пытаюсь понять, какая цензура опаснее: осуществляемая старцами из монастыря особого режима, аппаратом Агитпропа КПСС в провинциальном исполнении или феминистская. Прихожу к выводу — все трое хуже, они прекрасно дополняют друг друга. При этом, и те, и другие, и третьи отличаются не просто отсутствием чувства юмора, а его воинствующим отсутствием.
Никто не отрицает, что среди мужчин случаются насильники. А также воры, убийцы, мошенники, взяточники и даже лица, виновные в преступлениях против человечности. Но ведь все остальные виды уголовных преступников, кроме насильников, встречаются и среди тёток. Медицинский факт. Чёрт её знает, существовала ли Лукреция Борджиа, и если да, то травила ли она окружающих, но Тонька-пулемётчица, отправившая на тот свет полторы тысячи советских граждан, вполне реально существовала и стреляла из «Максима» по живым мишеням. И знаменитая воровка Сонька-Золотая ручка тоже не персонаж рассказов Бабеля, вроде свистящей не на работе Мани, а вполне реальная особа. И Ильза Кох тоже, насколько мне известно, не эсэсовец, а жена эсэсовца. И мошенническую фирму «Властилина» тоже организовала какая-то тётка по имени Валентина Соловьёва.
Но почему-то у нормального мужчины не возникает мыслей при виде женщины, что это — неразоблачённая по недосмотру НКВД убийца, мошенница или воровка. Зачем же обобщать преступные деяния каких-то отдельно взятых муд*ков на всех, у кого между ног есть орудие для совершения подобного преступления? Феминистки претендуют на принадлежность к радикальным либералам, а рассуждают в стиле ежовского чекиста: мол, вы ещё не расстреляны не потому, что невиновны, а потому, что мы недоработали.
Если бы это лоббировали уборщики сортиров, тут был бы какой-то смысл. Действительно, под писсуарами надо часто убирать, чтобы сортир не начал вонять, и это добавляет им работы. Но эти уборщики нередко являются гастарбайтерами и в силу слабого знания языка страны пребывания политически неактивны.
А лоббируют это феминистки. И цель одна — чтобы ненавистным мужикам жизнь мёдом не показалась. Ведь возможность пользоваться писсуаром избавляет их от стояния в очередях в туалет, тогда как тётки, в силу анатомических особенностей этого сделать не могут. Никаких плюсов для женщин такая практика не даст, поскольку очереди от этого короче не станут (чтобы стали — тёткам надо завязать с питьём пива и кофеинсодержащих напитков от кофия до колы: они обладают мочегонным действием, а также своевременно лечить цистит, если есть). Зато соседская корова благополучно уморена.